Шестикрылый Серафим - Страница 22

— А что было бы? — не понял Орлов.

— Беззаботно живете, профессор. Ты у тещи своей спроси, где в твоем родном городе находится Управление КГБ. Она у тебя баба умная. Сколько лет уже сидит на этой пороховой бочке? Ведь «Елисеевский» — это тебе не городская больница. И вокруг все чисто! Вот к кому бы тебя на практику, поучился бы у нее. В общем так, Юра, — голос Саши стал жестким и не терпящим возражений, — выслушай и учти: обстановка резко меняется. Гайки уже начали закручивать. А главное — пойдут показательные процессы. Сейчас КГБ будет демонстрировать народу, что нынешнее руководство страны активно занялось наведением порядка. Очень больших тузов, конечно, не тронут. Там, где власть и большие деньги, там и законы другие. А вот профессор-взяточник для них самый что ни на есть лакомый кусок. Зацепить тебя хотя бы на твоей дурацкой любви к французскому коньяку и духам для жены, которые тебе в кабинет чуть ли не каждый день таскают брюнеты в больших кепках, ничего не стоит. Копни сейчас твою клинику, пройдись по отдельным палатам — да ведь доброй половине тех, кто там лежит, место не в престижной клинике, а на нарах.

— Что ты хочешь этим сказать?! — возмутился Юрий Романович.

— Только то, что говорю, Юрочка. Прекрати крохоборничать. Это тебе кажется, что ты такой умный и о художествах твоих никому не известно. Смотри, погоришь, как швед. Короче, больше никаких подношений. Иначе нашей дружбе — конец. Мне твоя безопасность дорога, но свою голову я бесконечно подставлять тоже не могу. Откусят. И не поперхнутся. Все. Больше это не обсуждаем. Дружба дружбой, но можешь считать, что это — приказ. Ты понял?

— Ну, будем считать, что понял, — сухо ответил Орлов.

— Давай-ка без «ну». Я понимаю, о чем ты думаешь: о том, что все эти подачки — проявление благодарности, о том, что так делают все, о том, что это сложившаяся практика, я уже не говорю о том, что тебе не хочется от всего этого отказываться. И я тебя прекрасно понимаю. И к жене приятно прийти с французскими духами, и к приятелю на день рождения с бутылкой дорогого коньяка. И коллегу в кабинете угостить рюмочкой «Наполеона». Меняй привычки, Юра. Не будь жлобом. Достань из кармана «трешку» и купи своей Ирке пяток тюльпанов. Она же у тебя тюльпаны любит. Или ты про это забыл? А с другом, если уж так хочется сэкономить, можно и спирта на лимонной корочке трахнуть. А можно и на рябине. Ничуть не хуже французского коньяка. Поверь, он к тебе после этого только лучше относиться будет. Знаешь, как говорят? Попроще будь, и люди к тебе потянутся. Ладно, с этим вопросом — все. Но если я все-таки тебя не до конца убедил, вспомни, сколько всяких страстей ты передумал, пока ждал меня в наручниках. Ведь половины твоих страхов могло бы не быть, если бы не рост твоего собственного благосостояния. А страх — вещь противная и руки тебе вяжет. И за этим страхом потерять шмотки или Иркины побрякушки ты главного не увидишь. Ты свободу теряешь, Юра. Свободу мыслить и принимать решения, ни на кого не оглядываясь. Нам власть нужна. Мы создаем систему, а не набиваем себе карман. У тебя еще нет тех денег, которые и есть свобода. Они действительно только в очень большом количестве начинают переходить в качество. Так что давай, милый, дело делать. Я это дело начал, и я его буду продолжать, чего бы мне это ни стоило. Я запустил эту систему, и она уже набирает обороты. Я доведу это дело до конца. Пойми меня, Юра, — Саша вдруг заговорил тихо, и что-то непривычное послышалось Орлову в его голосе, — я придумал систему, я родил ее. Она — мой ребенок. И я буду ее оберегать и защищать. А ты своими необдуманными действиями можешь причинить ей вред. Я не имею права этого допустить.

— Ты что, угрожаешь мне?

— Нет, Юра. Я пытаюсь добиться от тебя понимания моего отношения к сложившейся ситуации. В настоящее время она может считаться достаточно критической и близка к выходу из-под контроля. Я просто пытаюсь это предотвратить. Пойми же наконец, нельзя служить одновременно Господу и Маммоне. Через мои руки уже сейчас, поверь, проходят очень большие деньги. Я бы давно мог купить себе «Мерседес», дачу в Барвихе, поменять свою комнату в коммуналке на прекрасную квартиру в хорошем районе, обвешать своих девок бриллиантами и ходить в лайковом пальто из «Березки». Поверь, я не делаю этого совсем не потому, что не ощущаю в этом нужды. Приобретая вещи, начинаешь цепляться за них и теряешь свободу. Ты становишься их рабом. Ты начинаешь бояться. Это во-первых. А во-вторых, я же тебе сказал, как я отношусь к своей системе. Это ребенок, сложный ребенок, а значит, требующий усиленного питания. Подожди немного, дай ему вырасти, и он начнет кормить своих родителей. Неужели это не ясно?

— Хорош ребенок! — попытался пошутить Юрий Романович. — Как бы он, когда вырастет, не сожрал папу с мамой, — продолжал он задумчиво.

— Как воспитаем, — пожал плечами Саша.

— Ну, договорились, — сказал после непродолжительной паузы Орлов, считая деловую часть вечера исчерпанной, и посмотрел на часы. До отхода поезда оставалось чуть больше трех часов. Саша заметил его жест.

— Отсюда до вокзала минут двадцать ехать, я тебя провожу. Не бойся, не опоздаешь. Я рад, что ты меня услышал. Нам предстоит серьезный разговор.

— Куда уж серьезнее, — полувопросительно отозвался Орлов. — В чем я еще провинился?

— Мы все виноваты чаще всего в том, что являемся обычными людьми и зачастую идем на поводу у обычных человеческих слабостей, — улыбнулся Саша. — Кстати, ты наелся?

— Да-да, спасибо. Все было очень вкусно.