Шестикрылый Серафим - Страница 32


К оглавлению

32

Никогда еще я не ждала Сухова с таким нетерпением. Дни до его приезда тянулись невыносимо долго. Я даже не сдержалась и, еще раз позвонив ему на работу, попросила его соседа Сашу Колесникова, чтобы Сухов нашел меня сразу же, как только появится в Москве.

— У вас что-нибудь случилось? — спросил меня Саша. — Может быть, я могу чем-то вам помочь?

— Нет-нет, — ответила я. — Дело в том, что умер один наш общий знакомый.

…Когда шок от сообщения о смерти Брадиса прошел, у меня возникла навязчивая мысль, не дававшая мне покоя ни днем, ни ночью. Сначала умер Слава. Потом, буквально через год, умерла Лариса Семина, которая была знакома со Славой. Теперь умер Брадис, знавший об этих двух до конца не объяснимых смертях. Все трое были так или иначе связаны с наркотиками. Кто будет следующим? О себе я не думала. Я помнила, что рассказывала о Брадисе Сухову. И мысль о том, что из-за этого Алику грозит опасность, потому что он тоже связан с наркотиками, тревожила меня все сильнее.

Беспокойство мое росло, и к тому моменту, когда Алик вернулся из командировки и позвонил мне, я была на грани нервного срыва.

— Я прошу тебя, немедленно приезжай! — истерически кричала я в телефонную трубку. — Пожалуйста, приезжай! Я прошу тебя!

Алик был так удивлен не свойственным мне тоном, что не стал спорить, через десять минут был у меня и прямо с порога спросил, что случилось.

— Ты должен уйти с этой работы, — выпалила я. Видя его недоумение, я добавила: — Брадис умер.

— Когда?

— Какое это имеет значение — когда? Он знал о смерти Мишина, о гибели Семиной. Он был так или иначе связан с наркотиками и, в конце концов, общался со мной. Ты тоже знаешь об их смертии тоже связан с наркотиками. Я боюсь за тебя!

— Ты забыла упомянуть, что я еще и с тобой знаком. Что ты себе напридумывала?! Я не пойму, что по твоей логике опаснее: быть связанным с наркотиками или с тобой? Тоже мне, ангел смерти! — Алик начал злиться. — Ну хорошо, Мишин с наркотиками до знакомства с тобой работал не очень долго. Но и Семина, и я, а уж Брадис и подавно были так или иначе с ними связаны задолго до того, как тебя увидели впервые. Так что же является первопричиной? Может быть, мне надо бросить не работу, а тебя?

Я оторопело молчала.

— Но и это тоже не спасает меня, — продолжал Алик. — Ведь с Семиной-то ты не была знакома, а только видела ее один раз. И вообще, мне все это напоминает какую-то семейную сцену. Что, ты готовишь меня к смерти?

— Я так за тебя беспокоюсь, — тихо сказала я, пытаясь сдержать слезы.

— Твое беспокойство, Сашенька, безусловно мне льстит. Оно свидетельствует о том, что наше, с позволения сказать, знакомство переросло в привязанность. Причем не скрою — взаимную. Но она совершенно не является поводом для того, чтобы я бросил все и сидел около твоей юбки, обеспечивая тебе спокойную жизнь.

— Ты ничего не понял, Сухов, — вздохнула я. — Наши отношения всегда были хороши тем, что мы не мешали друг другу. Я прекрасно понимаю, что это удобно тебе, и не скрываю, что это точно так же удобно и мне. Я действительно привязана к тебе. И, думаю, естественный конец нашим отношениям не грозит. Знаешь, — я улыбнулась, — мне вдруг подумалось, что если я паче чаяния соберусь выходить замуж, то приглашу тебя в свидетели. Прости, я сейчас скажу грубость, но мне кажется, что после этого тебе будет даже интереснее спать со мной. Угадала?

— Ты проницательна, — усмехнулся Алик. — Продолжай, пожалуйста.

— Мы с тобой друзья, Сухов. И я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Пусть конец наших отношений будет естественным, пусть они умрут сами собой. Но я не хочу, чтобы они прекратились из-за какого-нибудь несчастья с тобой. — Я старательно избегала слова «смерть», говоря о живом Алике. — Это ненормально, когда погибают молодые мужчины. Это трагедия. Одну такую трагедию я уже пережила. И не хотела бы, чтобы это случилось снова. Хотя в общем-то, живу, как и ты, сегодняшним днем.

Алик молча вышел на кухню, поставил на плиту чайник и вернулся в комнату.

— Знаешь, Сашуля, я рад, что у нас состоялся этот обмен мнениями о наших взаимоотношениях. И свидетелем к тебе на свадьбу я пойду. Правда, спать с тобой после этого я вряд ли буду. Но это детали. Кстати, и разговор наш сегодняшний завтра скорее всего был бы совершенно другим. Но не о том речь. Я тут накричал на тебя с твоими навязчивыми идеями. А ведь ты так и не сказала мне, раскопал ли Брадис до своей смерти что-нибудь новенькое?

— К сожалению, нет, — вздохнула я. — А если и успел, то об этом теперь никто не узнает. Буквально через две недели после нашей с ним последней встречи он уже перестал кого-либо узнавать. Так и умер, не приходя в сознание.

— Может быть, какие-то его записи сохранились? — спросил Алик.

— Я спрашивала. Говорят, ничего не осталось. Только телефонная книжка. Я сама ему эту книжку из дома приносила. Да на это вряд ли можно было и рассчитывать, он же все держал в голове.

— Жаль старика, — помолчав, сказал Алик. — Мог бы еще пожить.

— На самом-то деле он был не такой уж и старый, всего шестьдесят три года. Мог, конечно, уйти на пенсию, но не хотел. Говорил, что дома скиснет, да и начальство упрашивает остаться. Таких профессионалов, как он — по пальцам перечесть.

— Да, начальство наше всегда упрашивает поработать. А как путевку в санаторий — не допросишься. В очереди на квартиру — не достоишься. Придешь со своим гастритом в генеральскую столовую — вытолкнут взашей. А потом в холле листок с фотографией из личного дела вывесят с одним из трех стандартных вариантов текста: или после тяжелой и продолжительной болезни, или скоропостижно скончался, или погиб при исполнении

32