Шестикрылый Серафим - Страница 34

— Мои ребята смотрели. Я же не могу за каждым лично следить. Было бы что заслуживающее внимания — мне бы тут же доложили. У нас с этим четко.

— У нас со всем четко. А страна разваливается. Между прочим, и ваша вина здесь есть. Ладно, ты все-таки сам проверь — может, он там еще что-нибудь написал?

— Да вроде бы ничего не пишет. Я бы знал. Работает, с бабами романы крутит…

— Ты должен все про него знать: с какими бабами, кто у него сейчас?

— Я это все знаю. Говорю вам, у меня под ним крепкий человек сидит.

— В общем, ты меня понял, — сказавший эти слова снял трубку одного из многочисленных телефонов на приставном столике слева. — Павел Григорьевич, давай готовь мне проект указа о борьбе с пьянством. Завтра к десяти ноль-ноль. После майских будем выпускать.

Июнь 1985 г., г. Москва

— Ну и как тебе указ? Ты этого добивался?

— Отлично, Юра! Хотя можно было бы и покруче, Но главное — все идет по плану. Ты с этим обществом трезвости — просто молодец! Главное — сам остался в стороне. А ведь там сейчас будет много теплых мест, особенно поначалу. У тебя там есть свои люди?

— Ну а как же! Я, как говорится, стоял у истоков этого дела. Хотя и в тени, как ты сам понимаешь. У нас многие возмущаются, говорят: отравили страну. Сгорит все.

— Что ж, правильно возмущаются. Болеют, так сказать, за судьбу народа. А что сгорит — так это точно. Но нам этот дым и сладок, и приятен. И денег в этом дыму — не сосчитать. А тем, кто говорит, что сгорит все, можешь вполне нейтрально отвечать: мол, что сгорит, то не сгниет. Как там Сахиб, не приуныл? Не разорили его родовой виноградник?

— Он, конечно, не в восторге. У него же снабжение, сбыт, а это, сам знаешь, какая работа. Туда — бутылка, сюда — бутылка. С этим выпей, с тем… Пьют же они не в подъездах, а в собственных кабинетах, а это теперь опасно. Любой тебя подсидеть может.

— Ты, Юра, объясни ему — он мужик неглупый, должен понять, — что этого допустить никак нельзя. Никаких «подсидеть». Его место сейчас — золотая жила. Он же на прекурсорах сидит, то есть на том, без чего ни героин из мака не сделаешь, ни еще многого другого полезного для нашего дела. Так что пусть каналы запасает. Не пройдет и года, как ни ацетона, ни растворителя в магазинах не найдешь, а это все его товар. Пусть готовится, а не пьет по кабинетам Бог знает с кем.

Май 1987 г., г. Москва

— …Что ты мне здесь говоришь! Ведь положение архисложное! Мы тут, понимаешь, говорим об ускорении, о том, что обратного пути нет, о том, что жить будем хорошо, а с этой твоей антиалкогольной кампанией казна потеряла десятки миллиардов рублей. Токсикоманы появились! Проститутки! Куда катимся?

— Вы уж извините меня, в этих стенах как-то не принято упоминать Святое писание, но там как раз говорится о том, что никакой слуга не может служить двум господам. Вы сказали мне, что вам нужны деньги. И вы их получили. Так при чем здесь казна? Я же их не печатаю. Вы-то как раз и получили то, что недополучило государство. Так что по этому вопросу ваших претензий принять не могу.

— Но можно теперь как-то поправить положение?

— Страна — не ходики. Остановить маятник, подмотать гирьку и перевести назад стрелки нельзя. Социальные эксперименты — вещь необратимая. Я-то еще, может быть, в восемьдесят пятый год и вернусь, а вам, простите заранее, для этого придется по меньшей мере повеситься. Поэтому я думаю, что не стоит оглядываться назад. Мы достаточно много лет знакомы, чтобы говорить друг с другом откровенно и без демагогии.

— Ты, однако, осмелел! Да настолько, что на мой вопрос до конца не ответил.

— Это по поводу токсикоманов и проституток? Так не надо же валить все в одну кучу. За проституток скажите «спасибо» журналистам, это они разрекламировали древнейшую из профессий. Видите ли, сто долларов за пятнадцать минут! После этих статей от пионерок до пенсионерок все бросились на панель. А вот токсикоманы — это, конечно, наши издержки. Наркотики дороги, а дешевого портвейна, того самого, который раньше сопровождал переход от детской глупости к юношеской придурковатости, купить невозможно. Вот и собирается наша молодежь по чердакам и подвалам, и балдеет от клея «Момент» и паркетного лака.

— Может быть, запретить их выпуск?

— А бензин тоже, запретить? Его ведь тоже и пьют, и нюхают.

— Не может быть! Это же такая гадость!

— Мы с вами, кажется, договорились: давайте без демагогии. Что значит «не может быть! гадость!»? Вы что, пробовали? Уверяю вас, ничуть не хуже, чем то, что дают в общепите. Наши люди ко всему привыкли. Вы бы поели то, чем их кормите, закурили бы «Дымок», который они курят, а не эти вот сигареты, что у вас на столе лежат, и без всякого бензина вас никакое Четвертое главное управление не откачает.

— Тоже мне нашелся борец с привилегиями! Что дальше-то будем делать? Сам же говоришь: наркотики дорогие. Так все на бензин и перейдут.

— Дело не в том, что они дороги. Тут милиция набрала определенный опыт, и хотя до верха не доходит, но сбытчиков изловили много. Причем сдают их милиции сами же наркоманы.

— И что вы думаете по этому поводу?

— А по этому поводу есть прекрасный опыт Соединенных Штатов. Он, кстати, тоже в диссертации этого парня из МУРа описан. Между прочим, он уже майор. Все там же. Этих самых сбытчиков и ловит. Сейчас наркотиков на рынке полно. Списываются запасы Министерства обороны, а там — десятки миллионов шприц-тюбиков с промедолом. Кое-что тащат с собой войска, которые мы выводим из Афганистана. Ожидается жаркое лето в Средней Азии и на Украине, а это значит, будут конопля и мак. Цена на черном рынке должна упасть, она, возможно, не падает лишь потому, что увеличивается риск при сбыте. Надо, насколько это возможно, обезопасить сбытчиков.