Шестикрылый Серафим - Страница 37

Мои претензии оказались при ближайшем рассмотрении пустыми и несправедливыми. Надо было искать пути к отступлению. Я задумчиво разглядывала угол стены с отклеивающимися обоями.

— Сухов, ну сколько можно тебя просить, приклей же наконец эти дурацкие обои! Скоро штукатурка будет в суп сыпаться! Людей стыдно в дом позвать! — Я, пряча глаза, начала мыть посуду. Алик, поймал мою руку и заглянул в лицо — Так что, Сашенька, можно считать, что этот эпизод мы благополучно проехали?

— Забирай свой ключ и уматывай. У меня много дел, надо к завтрашнему дню отпечатать материал.

— Постой, — не унимался Сухов, — давай уж договорим до конца. Я могу считать, что вернул твое доверие?

— Да, — буркнула я, пряча улыбку.

— И если завтра подобная ситуация сложится опять и квартира понадобится кому-нибудь еще, ну, скажем, Сашке Колесникову, ты разрешаешь мне распорядиться твоим ключом?

— Делай что хочешь, — махнула я рукой. — Только чтобы я ничего не знала.

Сентябрь 1987 г, г. Ленинград

— …Что это ты к нам пожаловал? Наркоманов давить? В Москве своих уже не хватает?

— Есть тут у меня одно дело, связанное с переброской наших наркотиков к финнам.

— Это как же?

— Появилась, Юра, на финском рынке очень даже советская анаша. Они там быстро вычислили, что она из Казахстана, но сделать пока ничего не могут. Товар к ним идет и идет. Качеством она, конечно, пониже, чем та, к которой они привыкли, зато цена уж очень привлекательная. Поэтому и перехватить ее трудно. Вот я и приехал. Надо, как у нас говорят, помочь финским товарищам. Ну, как тебе новый указ?

— Азиатчина какая-то! Человек болен, а его за это — за решетку. Я сам знаю несколько таких случаев, бывшие наши больные, конечно, но ведь вылечить их невозможно! Я-то знаю это как врач, хоть и не нарколог. И представь себе, теперь они сидят! Как будто их там вылечат.

— Умные не сидят. Для умных прекрасная дырка оставлена, через которую от любой ответственности по этому указу убежать можно. И те, кто поумнее, сразу это поняли. Они в один карман кладут заявление о том, что просят направить их на лечение от наркомании, и это означает, что их уже нельзя привлекать к ответственности за уклонение от лечения. А в другой карман — другое заявление, о том, что вот только что нашли на улице наркотики и идут сдавать их в милицию. Даже вес примерно указывают. Как его после этого привлекать? В больших количествах никто теперь наркотики при себе не носит — перестраиваются. Так что, кто поумнее — те на свободе. А дуракам самое место в тюрьме. Указ, Юра, очень сильный. Кто у нас раньше был свидетелем по делам, связанным с наркотиками? Наркоманы. Не очень охотно, конечно, но давали ведь показания на тех, кто им продал зелье и почем, и кому еще продавал, и в каких количествах. Понимаешь, получалось так, что вроде бы у нас общий враг — продавец наркотиков. Для меня потому, что он закон нарушает, а для покупателя — потому, что дерет с него три шкуры. Вот на этом мы и сходились. А теперь у бедного наркомана врагов прибавилось: и милиция его обижает, и продавец. И ко мне он теперь плохо относится, и к нему. Но сбытчик дает ему наркотик, а от меня что он получит, кроме неприятностей? Так что после нового указа серьезных дел у нас поубавилось. Сбытчикам стало работать поспокойней, следовательно, чистые доходы у них возросли, и у каждого появилась возможность расширить дело. Значит, появятся и новые потребители, и новые производители, и новые каналы доставки.

— Саша, ведь если так будет продолжаться, у нас скоро половина населения попадет в зависимость, от наркотиков!

— Что, и ты попадешь?

— Ну, я-то нет.

— Ну, и я тоже — нет. Что тебя это вдруг так взолновало? Народ же надо чем-то удерживать. Какое-то время удерживали энтузиазмом, потом — колючей проволокой, потом сплотились для борьбы с общим врагом, потом — с разрухой. Исчерпав эти методы, начали просто спаивать, чтобы управлять им при помощи водки. Но одной водки недостаточно. Ведь нас постоянно надо держать в страхе. Законодательно запретить водку и сажать за ее употребление как-то неудобно мировая общественность не поддержит, слишком известен печальный опыт «сухого закона». А вот с наркотиками, которые, по большому счету, от, водки ничем не отличаются, — другое дело. Тут в мире полной ясности еще нет. Стало быть, можно поиграть в эксперименты с законодательством, не сильно подорвав при этом свой авторитет.

— Но в такой игре все проигрывают.

— Кроме тех, у кого в руках наркотики и легальная или нелегальная монополия на их реализацию.

— Хм! Неужели я смогу когда-нибудь сказать своим внукам, что стоял у истоков наркотизации всей страны?

— Разумеется, дорогой профессор! Но не забудь при этом добавить, что заработал на этом очень хорошие деньги. В конце концов, если бы этого не сделал ты, это сделал бы кто-нибудь другой. Так что не посыпай главу пеплом. Только одна операция по списанию с армейских складов индивидуальных аптечек с известными тебе препаратами принесла тебе лично не меньше двух миллионов. Кстати, как ты их пристроил? Извини, за нескромный вопрос.

— Знаешь, Саша, вопрос твой, действительно, нескромный. Можешь считать, что у меня есть Нобелевская премия, которую я еще не получил.

— Вот и славно. Будет, что внукам рассказать.

Глава 8

1 марта 1991 г., пятница, г. Москва, 14 час, 15 мин. (по телефону)

— Здравствуй, дорогой профессор! Что же ты не позвонил мне заранее? Я бы тебя встретил. Ты надолго в Москву?

— Нет, Саша, всего на денек. Мне завтра рано утром вылетать из Шереметьева, там надо быть в пять утра.